С. В., 1964 года рождения. Первые навязчивые страхи появились в десятилетнем возрасте – во время мочеиспускания над ним могут посмеяться или ударить. В семнадцать лет развивал идеи социального переустройства общества на основе чувства жалости к проституткам. Мечтал поехать в США и создать там Всемирный центр по спасению падших женщин. Дед С. В. в свое время был приглашен из этой страны для участия в создании основ советской металлургии. К двадцати годам навязчивые страхи, связанные с событиями прошлого (иногда раннего детства), усилились, сформировались ритуалы. Родители были вынуждены поместить его в психиатрическую больницу г. Днепропетровска. После выхода из больницы одна идея стала доминирующей. Как-то он прочитал, что мужчина может изменить свой пол, и с этого момента начал бояться превращения в женщину. Внимательно наблюдал за состоянием своих половых органов (опасался, не попали ли в мочеиспускательный канал осколки стекла, пыль, инфекция, не началось ли искривление члена), боялся их перерождения в женские органы. Почти ежедневно заставлял мать надевать очки и всматриваться, нет ли у него в промежности женского полового органа. Иногда эта процедура длилась несколько часов, но успокоения не приносила, заканчивалась вспышками возбуждения, грубыми выходками по отношению к матери. Случалось, перед сном он воображал себя женщиной и при этом испытывал сексуальное возбуждение. Затем со стыда неделями избегал людей, полагая, что им все известно. В 1986 году – повторная госпитализация с диагнозом «шизофрения параноидная»; получал инсулиношоковую терапию, значительные дозы нейролептиков (метод одномоментной отмены). После выписки из больницы сформировалось твердое убеждение – женщину внутри него зовут Оля, ее половой орган уже сформировался. «Оля» заставляла (императивные слуховые псевдогаллюцинации) сожительствовать с ней. Неосуществимость полового акта вызывала мучительные переживания и странные поступки. 

На первом приеме мы увидели пухлого, женоподобного молодого человека, мучимого множеством навязчивых страхов и сомнений, высказывавшего бредовые идеи – от реформаторских до идей воздействия. Налицо были грубые расстройства мышления. Нейролептики сразу же были отменены. Скульптурный портрет С. В. выполнялся (с 15 мая 1988 года) в полный рост на многочасовых сеансах, при активном постоянном общении. Этот диалог был чрезвычайно эмоциональным и во многом конфликтным. Галлюцинаторно-бредовый комплекс уже не развивался, пациент монотонно повторял одно и то же, вызывая на себя терапевтическую «агрессию». Патологические знаки то вытеснялись (появлялся продуктивный контакт с пациентом), то вновь всплывали, заполняя плоскость контакта. Положительные изменения обозначились уже на первых сеансах: многочисленные симптомы постепенно локализовались, спало напряжение; в течении болезни появились светлые промежутки, как говорят наркологи, «окна». Со временем непрерывная форма болезни перешла в приступообразную. В ходе лечения приступы болезни укорачивались, содержание их обеднялось и отходило на второй план. Работа была разделена на четыре этапа, каждый длился два месяца. В конце каждого этапа наблюдалось временное исчезновение всех признаков болезни. Через два месяца после окончания третьего этапа, приступая к четвертому, мы не могли не заметить, что наряду с улучшением психического состояния больного менялась его внешность: исчезла припухлость, округлость форм, тело обретало мужские очертания; заблестели глаза, стала разнообразнее мимика. Из навязчивых идей остался лишь внутренний диалог с лечащим врачом. В ночь, когда завершался портрет, а тем самым и лечение, С. В. будто опьянел. Симптомы заболевания вернулись, речь стала монологичной – говорил без остановки, бессвязно, вновь появились нелепые вычурные движения, которые совсем недавно он уже называл «кривляньем». Это «кривлянье» продолжалось наутро, со слов матери, оно прошло через два дня, оставив после себя кратковременную головную боль и некоторую раздражительность. Особенность лечения С. В. заключается в том, что после проведенного курса патологические признаки исчезали после очередного этапа на разное время, от недель до месяцев. 

С. В. восстановился в институте, окончил его, поступил на работу, подружился  с девушкой, обнаружил незаурядный темперамент. Девушку звали Оля. Дважды он приезжал в Москву: в первый раз в целях просить руки у нашей бывшей пациентки (история 13); во второй – рассказать мне о трагической смерти отца. Однажды приехала постаревшая мать пациента, чтобы успокоить нас по поводу психического состояния С. В. В течение нескольких лет в свой отпуск он гостил в семье одной из наших докторов, чтобы просто пожить в Москве.

История болезни была бы неполной, если бы мы не отметили один уникальный случай – консилиум специалистов кафедры психиатрии Днепропетровского медицинского института, где впервые был выставлен диагноз «шизофрения параноидная», в том же составе вскоре после завершения портрета в письменной форме вынес вердикт – «практически здоров». Такого честного поступка я и мои коллеги, и я думаю, ни один психиатр  со времен Э. Крепелина,  не встречали в своей практике.