Э. Н., 1961 года рождения, красивая, стройная, фотомодель; замужем, детей нет. Муж – поп-музыкант, добрый, умелый и несколько странный человек. Родилась в семье десятым, и последним, ребенком. Отец в сорок лет внезапно отмежевался от семьи, но продолжал жить в своей комнате и до самой смерти не общался с женой и детьми. Со слов больной, ее братьям и сестрам жизненный успех сопутствовал до 27-30 лет, затем они становились душевнобольными или алкоголиками. 27 лет, считала она, это роковой возраст в их семье (для себя она не делала исключения). 

Школу окончила с медалью, параллельно училась еще в двух: музыкальной и спортивной. Окончила музыкальное училище. Работала в женских вокально-инструментальных ансамблях (гастрольно-разъездную жизнь пришлось оставить из-за болезни). В четырнадцать лет, купаясь в ванной, испытала немотивированный страх; позже пришло осознание «бессмысленности, бренности жизни». Стала ощущать на себе некий холодный взгляд – взгляд стороннего наблюдателя. Эти идеи, как выгравированные формулы, заняли все поле ее сознания, неподвижно «застряли в голове». Больная кричала, звала на помощь. Даже когда любимая мама нежно успокаивала ее, она долго не могла прийти в себя, плакала. Подобные приступы стали повторяться часто. Принимала транквилизаторы. В 1979 году обратилась к психиатру и была стационирована с диагнозом «шизофрения вялотекущая, неврозоподобная». Принимала нейролептики. После выписки приступы болезни иногда повторялись, порой они длились несколько дней. Пытаясь вырваться из этого состояния, она кричала, падала, билась об стену. В школе, в спортивном лагере и в других многолюдных местах напрягала все свои силы, принимала большие дозы лекарств, чтобы никто не заметил, не догадался о недуге. В 1980 году умер отец. Через год у Э. Н. родилась дочь, но через двенадцать дней умерла. 

Несколько последующих лет были заполнены интенсивной гастрольной работой. Она чувствовала себя хорошо. Однако снова возникли мысли о «бренности существования», да к тому же какие-то загадочные цифры периодически заполняли ее сознание. Когда кричала на людях, объясняла это болью. В день принимала до шести-восьми таблеток транквилизаторов. Часто видела кошмарные сны; доминировал сон о смерти матери – переживала его как бы наяву, во всех деталях. Утром садилась в поезд и ехала из Москвы в Калугу, чтобы убедиться, что это был сон и мать жива (другим способам получения информации не доверяла). Тяжелые мысли и сопровождающий их страх теперь стали появляться по любому поводу: случайные слова, цифры, даты в календаре, не имеющие никакого отношения к идее смерти, выстроившись в причудливую цепочку, вдруг приводили к мысли о смерти матери, и тогда ее охватывал ужас. С тем она и поступила в Центр психического здоровья. Лечилась около трех месяцев – антидепрессанты, транквилизаторы, нейролептики, инсулиношоковая терапия. Наступила ремиссия. С ее слов, болезнь сохранялась, но можно было работать, прежняя острота исчезла. 

К 1986 году Э. Н. обратилась к нам с синдромом дереализации и со страхом своего «духовного исчезновения» по достижении рокового возраста – 27 лет. Два года лечения с назначением всевозможных лекарств и их комбинаций, с долгими и подробными беседами, с применением гипнотерапии результатов не дали. В декабре 1988 года я начал работу над ее портретом. 

Приведу выдержки из дневника больной: 

«20. 12. 88 г. Первый сеанс. Присутствовало большое количество людей – киносъемочная группа, врачи, экстрасенсы... Подробный анализ болезни в процессе работы над моим портретом. Из-за многолюдной суеты сеанс длился недолго. Сильно разболелась голова. 

21. 12. 88 г. Второй сеанс тоже был коротким, а переживаний гораздо больше. Проведен подробнейший анализ моего состояния. У меня случилась тяжелая истерика; пришлось все рассказывать с самого начала. Слезы мешали, не могла говорить. Доктор как бы заслонил меня от присутствующих и успокоил. 

23. 12. 88 г. Третий сеанс. Работа прошла в спокойной обстановке. Многое узнала о Гагике Микаеловиче; каждый раз узнаю что-то новое. Читали стихи. 

26.12.88 г. Техническая работа. 

29.12.88 г. Работа продвигается. Интересные разговоры, иногда спорим. У меня неясное отношение к тому, что появляется на мольберте: иногда нравится, иногда вызывает страх, даже неприязнь. К утру я посочувствовала портрету – есть в нем что-то одинокое. 

05. 01. 89 г. Доктор работает и готовится к киносъемкам. Над какой бы частью лица он ни трудился, я ощупываю эту часть на своем живом лице. Это нервирует доктора, выводит его из себя... 

Теперь запишу о зеркале. Меня почему-то потянуло к зеркалу: посмотрю – и отхожу. Это происходит на каждом сеансе. У зеркала ничего особенного не делаю, достаточно прикоснуться к лицу – и можно отойти. 

18. 01. 89 г. На сеансе присутствовал мой муж. Он считает, что в моем портрете что-то угадано, но изображение старше меня – лет на 20. Правая сторона «легкая», а левая – «тяжелая». 

20. 01. 89 г. Было много людей. Разговаривали, задавали вопросы, прерывая работу. Доктор перенес основную часть сеанса на поздний вечер. Эта ночь, возможно, была самой продуктивной, хотя Гагик Микаелович редко подходил к скульптуре, а все больше рассказывал, размышлял вслух. Его познания мне кажутся безграничными. Пили чай, затем работа продолжалась, опять прерывалась. Никогда я не видела его таким красивым, таким легким в движениях, в жестах. Удивительно! Он ответил на все вопросы, не дающие мне покоя долгие годы: все как бы разложил по полочкам, весь хаос в моей голове незаметно привел в порядок, в гармонию. Это главное в том ночном сеансе. Утром пришла съемочная группа, приступили к съемкам момента «открывания глаз» на портрете. Я, как обычно, не торопилась уходить, но Гагик Микаелович стал выпроваживать. Ушла. Иду по улице, и кажется, что лечу – такая легкость. Как бы парила над всем. Вся тяжесть улетучилась из меня. Я чувствовала: что-то изменилось во мне, но что именно, сказать не могу. Мой муж нашел, что я изменилась, стала спокойней, мягче. 

21. 01. 89 г. Короткий сеанс; встреча с новой киногруппой. Поздно вечером, когда легла спать, случилось непонятное: я стала так смеяться, будто мне рассказали самую смешную на свете историю. Конечно, никто ничего не рассказывал. Любое слово, сказанное мужем, вызывало приступ смеха. Я испугалась, муж тоже был в недоумении. Выпила валерьяну – не подействовало. Смех не был постоянным: то утихал, то снова прорывался – и так несколько часов... 

22. 01. 89 г. Работа завершилась. Гагик Микаелович сказал, что скульптуру переведет в твердый материал. Мне пришла такая мысль: другие врачи обнажают и лечат тело больного, Гагик Микаелович обнажает и излечивает душу...» 

Примерно через месяц я увидел ее из окна своей мастерской – грациозно шагающую по Старому Арбату женщину. Теперь время от времени вижу ее в концертных программах телевидения.