О. Е., 1960 года рождения. Ярко одетая, ярко накрашенная, любит кокетничать, кажется легкомысленной. Эта подвижная, небольшого роста южанка не оставляла впечатления матери трех детей и жены серьезного на вид, молчаливого портного. Родилась первой из четырех детей при неосложненной беременности. Мать страдает хроническим душевным заболеванием, сестра и один из братьев отличаются странными манерами. Дед с диагнозом «шизофрения» скончался в психиатрической больнице. Отец и старший брат (наркоман) в разное время покончили с собой. 

Раннее развитие без особенностей. Из перенесенных в детстве болезней помнит корь, пневмонию, тонзиллит, частые простуды. Росла болезненной девочкой, но сама считает, что характер был жизнерадостный. Была по- движной, веселой, общительной, имела много друзей. Рассказывает, что отец (каменщик) и мать (домохозяйка) часто не ладили между собой. В школу пошла восьми лет, училась посредственно, точные науки давались с трудом. В возрасте одиннадцати лет в темной комнате увидела «гнома» – он посмотрел на нее и ушел. В двенадцать лет стала думать о том, что такое онкологические заболевания, почему они неизлечимы. Была мнительной, любила рассуждать – девственница ли она, а вдруг когда выйдет замуж, родит поросенка. Часто ссорилась с матерью, считала, что мать ее не понимает. 

После окончания восьмого класса поступила в нефтяной техникум, отучилась семестр и бросила. Поступила в торговый техникум. Там, с ее слов, «приобрела интересный круг знакомых», старше ее по возрасту. Любила быть в центре внимания. Вечером работала поваром в столовой. Училище окончила в 1978 году, продолжала работать в той же столовой кассиром. Вскоре О. Е. вышла замуж по любви. Жила в семье мужа, часто спорила со свекровью, легко обижалась на мужа, в связи с этим «часами могла плакать». В 1981 году после родов появилась апатия, безразличие ко всему, детский плач раздражал, «все время стоял в ушах», хотя дома ей помогали и новорожденный был спокойным ребенком. Была раздражительной, особенно во время кормления грудью. Появились страхи заболеть маститом, порезать грудь, заболеть раком груди, «бегала по врачам», «прислушивалась к своему здоровью». Снизилось настроение, «стала холодной», голоса людей доносились как бы издалека, перестала самостоятельно есть, большую часть времени лежала, муж кормил с ложечки. Испытывала страхи мнимых болезней, смерти близких, особенно ребенка. 

В 1981 году обратилась к невропатологу, лечилась амбулаторно, состояние нормализовалось. Продолжала учебу, работала. В 1982 году состоялись вторые роды. Послеродовой период прошел без отклонений. В 1987 году, во время третьей беременности, не захотела иметь ребенка, но боялась аборта, так как считала, что может заболеть раком. Стала увлекаться популярным в то время журналом «Здоровье». Прочитала, что если часто дышать стиральным порошком, то снизится иммунитет. Появился страх заболеть язвой желудка. Боялась за своих детей, долго мыла те места, где случайно высыпался порошок. В следующий раз прочитала, что киста может переродиться в раковую опухоль, решила, что она уже болеет онкологией. Порвала и выкинула журнал, снизилось настроение, сознание заполнили навязчивые ипохондрические мысли, «лежала как мертвая», плакала, ничего не могла делать. Родила еще одного ребенка. После родов страхи преследовали ее еще около восьми месяцев. Не было ощущения отдыха после сна, пища казалась невкусной. Болезненно переживала собственное «бесчувствие», безразличие к детям. Неоднократно обращалась к психиатрам, в частном порядке. Лечилась с диагнозом «шизофрения вялотекущая неврозоподобная», однако лекарства принимала не более двух дней. Боялась под воздействием нейролептиков потерять разум, сойти с ума, умереть в психиатрической больнице.         

Однажды вечером шел дождь, О. Е. вышла из дома с твердым намерением покончить с собой. Пошла в городской парк, села на скамейку, чтобы обдумать способ самоубийства, но увидела клочок мокрой газеты с моей фотографией.  Прибежала домой, высушила газету утюгом, прочитала про Институт маскотерапии. С этих пор искала наш адрес и мечтала быть принятой на лечение. В 1990 году была на амбулаторном приеме в нашем центре, назначили лекарственную терапию. Через три месяца состояние улучшилось, стала активной, работала администратором в кафе. В 1991 году вследствие этнических чисток в ее родном городе состояние ухудшилось. Вновь обратилась в наш институт и прошла курс маскотерапии (автопортрет, портрет). 

На приеме часто отвлекалась – «скажите доктор! Мне можно не бояться...». Застревала на деталях, рассуждала на медицинские темы, старалась подчеркнуть свою образованность, исключительность. Эта маска спадала, и появлялось выражение трезвой женщины, доброй матери, заботливой жены. Со слов больной, навязчивости дурачат и оглупляют ее, доводят до слабоумия. Фон настроения был снижен: «В голову лезут неприятные воспоминания, испытываю беспокойство, волнение, тревогу». Призналась, что восприятие собственной внешности играет существенную роль в ее жизни, «с детства не могла обходиться без зеркала». Когда у нее были неприятности или плохое настроение, она подходила к зеркалу, искала в себе привлекательные черты. Если находила их, то чувствовала себя лучше. 

Привязанность пациентки к зеркалу была заметна и в период пребывания в Институте маскотерапии (осень-зима 1992-93 годов). Войдя в помещение, она сейчас же проходила в зал, садилась в углу перед зеркалами и смотрела на себя иногда в течение нескольких часов. Не менее очевидной была привязанность больной к своему портрету. Постепенно сличала его со своим зеркальным изображением. Искала сходство и различия, неточности, рассматривая свое лицо в мельчайших деталях. Поэтому ответы  на наш опросник «зеркальные переживания» были очень подробные. На момент последнего опроса (январь 1993 года) работа над портретом больной уже подходила к концу. В описании черт лица  и телосложения вспомнила особенности восприятия внешности в разные годы. 

С детства пациентку более всего смущали глаза. Считала, что они некрасивые из-за редкой, необычной формы век, по определению больной, «большие открытые веки, не как у всех», и вследствие этого «в школе не поднимала глаз». Полагала, что у нее маленький лоб, рот испорчен неправильным прикусом, а также слишком удлиненный нос, профиль «ужасный», худой, черты лица в профиль казались более заостренными, чем  анфас, а нос выделялся еще больше. Лицо хуже, чем у других, плоское, переход от глаз к щекам «не тот». Переживания, связанные с внешностью, с лицом, особенно обострились к пятнадцати годам. В связи с этим стала красить глаза, а других черт лица просто не замечала. Когда чувствовала себя очень плохо, наносила на лицо яркую косметику, чтобы «придать лицу вид», казалась себе привлекательной, испытывала досаду, что из зеркала на нее смотрит очень симпатичная женщина, а в душе у нее страх болезни и смерти. Так же относилась и к женщинам с красивыми лицами: «Как? Это красивое лицо, неужели должно умереть»? 

Переоценка своей внешности произошла резко, в период, когда мы начали работать над портретом (лето 1992 года). «Я тогда еще в церковь ходила и видела такие, как мое, лица на иконах. Я поняла, что черты моего лица близки к античным, а во время лепки сыграл немаловажную роль доктор, когда говорил, что моя внешность оригинальная, много красивых деталей, я лучше увидела переходы в своем лице». В частности О. Е. заметила, что лоб средний величины (а не маленький, как казалось раньше); форму век стала воспринимать не как дефект, а как оригинальную конструкцию, придающую ей своеобразную, неординарную привлекательность. Обнаружила гармонию в чертах лица. Нос оказался вполне соответствующим удлиненному овалу; подбородок – «удлиненный и книзу заостренный, кажется мне очень нежным». Заметила  яйцеобразную форму скул; щеки – выпуклые, красивые. На день опроса практически все детали и лицо в целом воспринимались как интересные, оригинальные, привлекательные. К телосложению особых претензий не имела, отметила только, что ей никогда не нравилась форма ног. В конце кокетливо высказала пожелание изменить форму носа у мужа, «чтобы он стал красивым мужчиной» (с юмором). Также в шутливой форме, когда уже выплакалась после завершения портрета, вспоминала свои ипохондрические переживания. В последнем гриме, в котором были подчеркнуты нос, скулы, подбородок и глаза, изменилась манера ее поведения, добавились достоинство, плавность и грация. 

Теперь все свое внимание стала уделять лечению матери. Около полутора лет  она звонила мне, уточняла назначения. А через 18 лет она вместе с мужем и дочерью нашли меня в Крыму. Это была солидная дама, которая владела значительной недвижимостью в Ростове и в Доминиканской республике, сыновья – известные в Швейцарии и России боксеры-профессионалы.