О. А., 1974 года рождения. Застенчивая, миловидная девушка с пухлыми губами, тонкими чертами лица; выглядит моложе своих лет, движения угловатые, похожа на подростка, соответственно и одевается.

Родилась в Москве вторым ребенком при неосложненной беременности. Мать, преподаватель математики, спокойная, уравновешенная, мало общительная. Отец, геолог, добрый, веселый, сдержанный. Старший брат – прямой, решительный, резкий. О. А. была спокойной, послушной девочкой, которую обожали все родственники, хотя она «терпеть не могла сюсюканья». В детстве перенесла краснуху, частые ангины с высокой температурой и с длительным течением. В школу пошла в 7 лет. С первого по третий класс жила в Монголии, в городке русских специалистов. Училась хорошо, отно- шения в классе были ровные. Общалась со всеми понемногу, была тихой и скромной. Однажды во дворе поссорилась с подругами, которые сказали ей, что у нее «полные губы». С плачем прибежала домой  и пожаловалась матери. Мать посоветовала не обращать на это внимание, но с тех пор, по словам пациентки, «засело», что губы у нее «полные». В целом же была общительным ребенком, имела много подруг, тянулась к новым контактам.

В 1984 году семья вернулась в Москву, где девочка пошла в четвертый класс общеобразовательной школы. Вначале одноклассники приняли ее как «заморскую птицу» из-за заграничной одежды, необычных ручек, ластиков и жевательных резинок. Это обстоятельство подтолкнуло пациентку к попытке занять положение лидера в классе, из-за чего возник конфликт с уже установившими свой авторитет девочками. В борьбе за «лидерство» потерпела поражение, стала «изгоем», белой вороной. Педагоги ставили, как ей казалось, низкие оценки, обвиняли в любых инцидентах, происходящих в классе. Запомнился случай с преподавателем физкультуры, по вине которого из-за перегрузок появились боли в области шеи, головы и сердца. К началу пятого класса только несколько одноклассников относились к ней лояльно. Остальные брали ее в «кольцо» и начинали дразнить – воротничок грязный, губы толстые, глаза маленькие. Чем дальше, тем острее переживала эти события, думала, что она самая некрасивая в классе. Тем более что среди одноклассниц была девочка, которая считалась «эталоном красоты». 

Негативное ощущение своего внешнего облика усугублялось еще и тем, что дома брат, который был на шесть лет старше, называл ее «плаксой»  и «свинкой». Причем, по мнению пациентки, делал это намеренно, в присутствии своих друзей, особенно когда говорил, что она «толстая и еще прыщи на лице». Из-за негативного восприятия своей внешности перестала следить за собой, резко снизилась успеваемость. Дружила только с двумя девочками – соседками по дому. Однако и с ними не чувствовала полной свободы, полагая, что если она некрасивая в классе, то некрасивая и дома, ложилась лицом к стене и плакала. Постепенно появилось ощущение, что над ней насмехаются не только в классе, дома, но и на улице, в транспорте. Боялась, что когда войдет в метро, люди будут смеяться над ней из-за не- лепого выражения лица и неправильной осанки. В седьмом классе девочка заметила, что брат никогда отдельно не фотографирует ее, решила, что это из-за ее внешности. Именно внешностью она объясняла то, что в старших классах не имела никаких отношений с молодыми людьми. 

С восьмого класса О. А. решила взять реванш – «не внешностью, так умом, знаниями». Стала читать сложные философские произведения, а свои интеллектуальные качества ценила все выше и выше. В десятом классе почувствовала необыкновенную внутреннюю силу, «я могу абсолютно все – захочу, отомщу, а захочу, сделаю хорошо человеку». Потом все рухнуло. 

15 мая 1991 года проснулась с ощущением, что потеряла эту «внутреннюю силу», и решила, что больше не за что держаться. Возникли мысли о самоубийстве, но затем решила, что пока этого не стоит делать. Вначале терпела, скрывала свое состояние. Била прутьями по своим ногам, пытаясь физической болью заглушить душевную и вернуть себя к реальности. В июле 1991 года была госпитализирована в психиатрическую больницу № 4 Москвы, пролежала около года. Школу окончила заочно, находясь на стационарном лечении. В больнице не могла подходить к зеркалу, лицо казалось чужим, «казалось, что это не я, было не какое-то конкретное изменение черт лица или телосложения, но ощущение, что это не мое лицо, не мои движения». Считала, что внешнее отчуждение непосредственно связано с внутренними ощущениями, которые квалифицировала как несвойственные ей. В результате лекарственного лечения пациентка стала подходить к зеркалу уже без волнения и страха. Заметила, что внешний облик больше ее не беспокоит, он ей попросту безразличен.          

После выписки из стационара в августе 1992 года стала посещать санаторное отделение, где и познакомилась с молодым человеком. Сложились близкие, интимные отношения, уже считала, что хорошо выглядит. Однако через полтора месяца произошел разрыв с любимым человеком, и О. А. «не помня себя» приняла большую дозу транквилизаторов. После выписки из клинической больницы им. Склифосовского ходила в черном костюме, вразвалочку, «как морячка», сильно подчеркивая сутулость. После очередной госпитализации, в начале ноября 1993 года, по настоянию родителей была выписана из больницы.

В Институт маскотерапии обратились в ноябре 1993 года. При поступлении лицо было маскообразным, взгляд тяжелый, общалась «через силу». Жаловалась на сниженное настроение, нарушение сна, вялость,  апа- тию, нежелание жить. Признавалась, что с трудом заставляет себя смотреть  в зеркало, лицо ей кажется чужим, что окружающие отворачиваются от нее, испытывают отвращение к ней, такой некрасивой и плохой. Особенно не нравился О. А. ее взгляд – невыразительный и бессмысленный. Было назначено лечение: грим, автопортрет, ритмопластика. Работала О. А. тщательно, с усердием, но быстро утомлялась, вынуждена была часто отдыхать. В первые дни ее приводили родители, передвигалась с трудом, беспокоили скованность, медлительность. Постепенно в процессе лепки стала общаться с окружающими. Позже, когда нейролептики были отменены, О. А. восстановила свой вес, стала стройной, подвижной. В гриме заметно оживлялась, становилась коммуникабельной, чувствовала «защищенность, расслабленность, отдых». Относилась к своей работе над скульптурой серьезно, часто отождествляла себя с ней и, когда случайно кто-то задевал ее, переживала, беспокоилась. С первыми успехами в портрете появились и первые положительные сдвиги в ее состоянии. Она стала контактной, с удовольствием приходила на занятия, настроение значительно улучшилось. В процессе лечения О. А. проявила явные творческие способности не только в лепке, но и в гриме-автопортрете, делала грим другим пациентам и вообще оказалась интересным собеседником, вокруг нее часто собирались больные и их родственники. После первого курса значительно уменьшились жалобы на сердцебиение, одышку, дрожь в руках и теле. Настроение выровнялось, изменилось восприятие своего лица – стала принимать его как собственное, не чужое. Говорила, что «глаза стали спокойными, мимика разнообразной, общаться стало легче, воспринимаю себя адекватно, появилась реальность ощущений». В течение следующего курса в мае-июне 1994 года состояние продолжало улучшаться. Однако в ноябре отмечался некоторый спад – сердцебиение, дрожь в руках, одышка, головные боли. Со слов самой О. А., это состояние качественно отличалось от прежнего, так как переносилось значительно легче, купировалось вегетотропными препаратами. После третьего курса в ноябре-декабре 1994 года состояние вновь стабилизировалось. Однако не было ощущения полного здоровья, был страх возврата болезненных переживаний, и в мае-июне 1995 года мы решили перевести О. А. на технику портрета. 

Я продолжил работу над скульптурой в натуральную величину. После курса маскотерапии перестали беспокоить тревога, напряженность, перепады настроения. О. А. поступила в художественный колледж, выдержала большой конкурс, проявила явные способности к изобразительному искусству. Учеба в первое время давалась с трудом, но потом она «втянулась», нашла свое место в коллективе, свободно общалась со сверст- никами. Следующая сессия – октябрь-ноябрь 1995  года. После курса лечения мы увидели взрослую красивую девушку, лицо стало мягче, женственнее, появилась плавность в движениях. На одном из последних сеансов О. А. сказала, что раньше «чувствовала себя как в скафандре, в каком-то чехле, а сейчас этот чехол спадает,  возвращается реальность мира, окружающих людей. Стала закаленной после многих испытаний». 

Чем лучше становилось О. А., тем  неадекватным было поведение родителей. Так, например они, узнав, что О. А. пропустила три занятия в колледже, устроили ей сцену с обвинениями, напоминанием о прошлых «грехах». Отец настаивал на продлении инвалидности, так как ни учиться, ни работать она якобы уже не сможет. Отметим, что О. А. успешно справлялась с учебой, выполняла все задания, проявляя художественный вкус и умение, – ковроткачество, роспись по дереву. Брат, который ненадолго приехал из Израиля, заявил ей на семейном совете: «Таких людей, как ты, надо убивать, чтобы не мучались». Было проведено параллельное лечение опекунов в технике бодиарт-терапии, в результате чего отношения в семье наладились. Значительную роль в разрешении затяжного конфликта сыграла сама О. А., проявляя необычную выдержку и зрелость суждений, – «наконец нашла свое место, свою нишу и отстояла право на нее».  

В течение года О. А. вместе с нашей сотрудницей вела курс гобелена с больными эпилепсией. Затем поступила на психологический факультет Университета Натальи Нестеровой. Вышла замуж, родила сына, работает в качестве психолога-консультанта.