П. Е., 1961 года рождения, по образованию психолог. Отец – карьерный дипломат в ранге посла. Мать – крупный китаист, переводчик первых лиц государства. Старший брат – известный журналист, политолог. Первые признаки болезни обнаружились в 11 лет, когда П. Е. вместе с родителями выехала в Нигерию. Там вдруг стало страшно оставаться одной, боялась проглотить иголку, задушить ежика и т. п. Постоянно «видела» на перилах балкона огромного кота с красными глазами. Жаловалась, что трудно запоминать учебный материал, сосредоточиться на нем. Через год после возвращения на родину состояние нормализовалось, навязчивости исчезли, училась лучше. В подростковом возрасте появилось резко отрицательное отношение к своей внешности – не нравилось все: лицо, телосложение, рост. Это совпало с неразделенным увлечением мальчиком из параллельного класса. В 16 лет снова стала жаловаться на плохое восприятие и запоминание учебного материала. Но лечения в стационаре избежать не удалось. Несколько лет принимала значительные дозы нейролептиков – эффекта не дали. Состояние резко ухудшилось. Появились обманы слухового восприятия, высказывала бредовые идеи отношения, преследования, воздействия; проявляла крайнюю враждебность к родителям. И вот почему. Когда-то в подростковом возрасте родители оставили ее на попечение друга. Так называемый «друг» оказался педофилом, о чем родители узнали не сразу. Эта тема в семье была строго запрещена, даже для лечащих врачей. 

Менялись психиатрические больницы (диагноз: «шизофрения шубообразная»). Тем временем у нее нарастала отчужденность, усиливались галлюцинаторные и бредовые переживания, появилось огромное число разнообразных навязчивостей и связанных с ними ритуалов. По словам больной, они стали «густыми и изматывающими». Последние два года больная была инвалидом второй группы. 

С началом портретной терапии 1 декабря 1987 года все лекарства были отменены. Время шло. Состояние больной оставалось достаточно тяжелым, что вызывало недовольство родителей. Но бурная работа над портретом возвращала ей жизненные силы, веру в возможность своего выздоровления. Первый катарсис наступил неожиданно – на исходе четвертого суточного (24 часа) сеанса. Я оставил скульптуру и стал лепить по живому лицу (так возник метод бодиарт-терапии), а когда остановился, увидел счастливого человека. Впервые за последние пять лет П. Е. поступила на работу в библиотеку Министерства иностранных дел, восстановилась в университете; она стабильно приближалась к своему полному психическому здоровью. В настоящее время замужем, воспитывает двойню. 

Этот случай показателен тем, что органические (диэнцефальные) расстройства были интерпретированы в качестве эндогенного шизофренического процесса и в конце концов вызвали его не только постоянным настойчивым внушением лечащих врачей, но и длительным приемом больших доз сильнодействующих психофармакологических средств (нейролептическая шизофрения). Когда проблема выздоровления П. Е. была практически решена, ее мать позвонила одному из ведущих психиатров страны и спросила о возможном прогнозе болезни дочери. Ответ был ошеломляющим: «Готовьтесь к самому худшему. Привыкайте к тому, что вы потеряли ребенка».